Евгений Курдаков

Курдаков Евгений Васильевич родился в 1940 году в городе Бузулук в семье военного. Жил и учился в разных городах Советского Союза. Большая часть жизни связана с Казахстаном — сначала с Усть-Каменогорском, где работал фрезеровщиком на заводе, реставратором в этнографическом музее, а потом — с Алма-Атой, где был редактором отдела критики в журнале “Простор”. Стихи публиковались как в Алма-Ате, так и в Москве. Много занимался переводами с казахского. С недавнего времени жил в Великом Новгороде.

* * *
“Прожитое, не сном ли оказалось...”
Абай, 1901 г.

Перевожу поэта... Полыхая,
Горит зима блистающим костром,
И даль, переметенная до края,
Сгорая, истекает за окном.

Снег падает. Еще беззвучны строки,
Безжизненно чужое далеко, —
В том горнем вековом своем потоке,
Как этот снег, слетающий легко.

Но там, среди немого опаданья,
В холодном истекании снегов
Уж зародилось слабое дыханье
И шелест нарастающих стихов.

Чтоб позже все из той же снежной сечи,
Крепчая, накаляясь и звеня
Силлабикой густой и крепкой речи
Возникнуть враз и хлынуть на меня, —

Чтоб в гуле породненного звучанья,
Не противостоя, не снисходя,
Переводить дыханье на дыханье,
Как жить, дыханья не переводя.

* * *
Я растворен... Я где-то без возврата,
Без облика еще и без лица,
И вся моя награда и расплата —
Все тот же снег и ветер без конца.

Все тот же ледяной полынный шорох,
Все тот же круг родных и не родных...
Я опоздал, я начинаю в сорок,
С предела, рокового для иных.

Прошла любовь, надежды отгорели,
И жизни бестолковая байга
Оставила, как эти вот метели,
В душе лишь беспросветные снега.

Дымят кочевья, кони снег копытят,
И бродят псы за ветреным холмом.
И мир уже почти не любопытен,
Он противоречив в себе самом...

Мне пятьдесят... Переболела ярость,
И уповать на вечность нет нужды.
Прожита жизнь и подступает старость,
И силы нет для дружбы и вражды.

Я трогаю струну, но то не лира,
И снежный ветер глушит песнь мою.
В пустынном, азиатском сердце мира
Воистину пустыне вопию.

И все, что было прежде, гнев и радость,
Все, что пронес и что в себе несу, —
Не тем ли горьким снегом разгоралось,
Дымилось и мерцало на весу? —

Томилось нищетой и болью близких,
Захлебывалось горечью утрат...
Кочует род вдоль низких гор Чингизских,
Как год назад, как пять, как жизнь назад...

И умер сын... Снег черный, как несчастье,
Метет сквозь жизнь, — и изменяет брат...
И сердце холодеет в безучастье
Ко всем, кто был и не был виноват.

И — выкрикнуть бы этой вьюжной дали
В глухой, все принимающий провал:
Стихи мои, зачем вы прозвучали!
Стихи мои, зачем я вас создал!..

* * *
Перевожу поэта... Догорает
Зима ли, жизнь, — моя ли, не моя, —
И светлым снегом небо истекает,
И стынет раскаленная земля.

В немыслимо застойном, сизо-красном
Бескислородном воздухе крутом
Кристаллы льда, поблескивая, гаснут,
Как искры, над прихлопнутым костром.

Там где-то — средь безмолвных опаданий
Дыханья мира с мерзлой высоты
Ссыпаются со льдом иных дыханий,
Сухи, как лед, как этот снег чисты.

По снегу этих дней иду сутулясь,
Будя дыханья, смерзшиеся в нем,
И треск шагов звучит в безлюдьи улиц,
Как пластырь, отдираемый живьем.

Зима гудит, ворочается, бьется,
Как перевод, растянутый в года.
А непереводимое поймется
Не сразу, а когда-нибудь, когда?..

* * *
Когда с далеких гор заснеженного края,
Горящих предвесенней белизной,
Сорвется ветер и, внизу стихая,
Свободно разольется над землей.

И под его теплеющим разливом
В движенье, ощущаемом едва,
Как будто в трудном сне неторопливом,
Мне прозвучат чуть слышные слова:

Я вас любил... а вы меня убили...
Холодным всплеском пепельного льда
Встревожу ваши небыли и были,
Пред тем как уж умолкнуть навсегда.

Пускай для вас судьбы моей блужданья
Не исказят ни сердца, ни лица, —
Судьба поэта тоже назиданье
Умеющим читать ее с конца.

Пусть в сутолоке вечных ваших буден
Шептанье это из последних сил
Безрадостным упреком вам не будет, —
Не убивайте тех, кто вас любил.

Я ветер, я почти уже преданье,
Но если и оно минует вас,
Останетесь навек без оправданья,
И вот тогда — без красок и прикрас...

Перевожу поэта...